РУССКОЕ ПОЛЕ В ИЕРУСАЛИМЕ
Свои боевые награды я надевал редко. Но в тот майский день 1985 года, накануне Дня Победы, когда я пришел на Белорусский вокзал за билетом, был я при "полном параде". Пришел я на вокзал прямо после встречи с ребятами в школьном музее боевой славы нашего кавалерийского корпуса. А 9 мая я собирался провести на родине, в местечке Паричи на берегу реки Березины, встретиться с друзьями детства, почтить память погибших, - по традиции мы собирались у памятника убитым евреям.
Получив билет, я отошел уже на несколько шагов от кассы, когда меня окликнула кассирша и попросила его вернуть: "Я вам дам другое место". "Но почему?!" "У Вас такой бравый вид! Хочу, чтобы Вы ехали в одном купе с композитором Яном Френкелем".
Я был рад случаю познакомиться с композитором, песни которого любил - особенно его "Журавлей", и у которого, судя по телепередачам, была очень привлекательная - мягкая - манера вести себя.
Так я оказался в двухместном купе скорого поезда "Москва-Минск" с Яном Абрамовичем Френкелем. Телевизионный его облик вполне соответствовал реальности, мы быстро сошлись, разговорились. Вместе поужинали, выпили "ЛэХаим" в честь праздника Победы. Беседовали до поздней ночи. Вспоминали о войне, о боях, говорили и о делах современных.
Ян Абрамович рассказал, что его пригласило белорусское правительство для выступления после торжественного собрания. Родом он оказался тоже из Белоруссии, и моего возраста. Его отец, парикмахер в Речице, Гомельской области, был еще и местечковым музыкантом (клезмер), играл на скрипке на еврейских свадьбах и других праздниках.
Я рассказывал о своем родном местечке, где в моем детстве идиш был "государственным языком", а сейчас там на нем говорят только две белорусские женщины, ходившие с нами вместе в еврейскую школу. Рассказывал и о моем боевом пути - как командиром пулеметного взвода прошел от Сталинграда до Эльбы.
Рассказывал об однополчанах и, в частности, о комиссаре нашего каваллерийского корпуса, Добрушине, который незадолго то того ездил в Израиль в составе делегации по культурному обмену.
Оказалось, что Я.А. также был в той делегации. И он рассказал об одном эпизоде их пребывания в земле обетованной. После дневных встреч в Иерусалиме, вечером к нему в гостиницу зашел - в монашеском одеянии - посланец от митрополита Русской православной церкви в Иерусалиме и передал приглашение принять участие в праздничной трапезе.
Назавтра в помещении трапезной длинный стол был накрыт как подобает. После угощения началась беседа о жизни в России, о культуре, музыке и пр. Потом митрополит попросил Френкеля спеть его "Русское поле". Тот сел к пианино и запел: "Поле, русское поле-", а когда последовали аплодисменты и благодарности, подумал: "Вот так, еврей из Москвы приехал в Израиль, и в Иерусалиме, в гостях у митрополита русской православной церкви поет песню о русском поле на слова Инны Гофф..."
Наутро наш разговор продолжился, я пел ему мои любимые еврейские песни, и он спросил, знаю ли я песню "Ди хасене из гевен ин дер казарме?" Я стал петь, он - подпевать...
Под эту песню мы и прибыли в Минск, два еврея, любящие свою белорусскую родину и русские песни.
Я спросил у Яна Френкеля, повлияла ли музыка еврейских мотивов - "нигун" на его творчество, в том числе на "Русское поле". Подумав, он сказал: "Вряд ли".
А мне кажется, что на песни, которые сочиняются всей душой, должно было повлиять то, из чего душа росла. Повлияло и растворилось в российской культуре, придав ей свой неповторимый колорит. А то, что это влияние может быть не сразу заметно, говорит только о том, что растворилось очень прочно, навсегда, назло блюстителям "чистоты" русского народа.
Журнал "Вестник", 29 июня 1998 г.