Мне лично стихи Танича не очень-то по душе. Я люблю стихи более содержательные и с более глубоким смыслом. Ян писал на его стихи песни тогда, когда это соответствовало духу времени, когда кричали Ура и не о чем ни задумывались. А в данный момент Таничу ничего не остается, как писать воспоминания. Я Вас разочаровал ????
 
 
Обязан вспомнить и Яна Френкеля. Мы крепко с ним дружили первые года четыре. Много работали, смущались успехом (я - открыто, он - в усы), и когда приходили в ресторан, оркестрик стоя начинал наигрывать яновский вальсок про "Текстильный городок" - Ян и сам был недавним скрипачом из ресторана "Якорь". Я и в голове не держал, что неплохо бы поработать с кем-то и другим, но обстоятельства выше. Сигизмунд Кац, композитор-остроумец, сочинил сомнительное двустишье, как всегда, думаю, ради красного словца, а не со злым умыслом: "Что останича от Френкеля без Танича?"Как поступить с этой оскорбительной глупостью, да еще тогда? Теперь-то просто: мы бы его, Дзигу, заказали, поторговавшись с киллером, баксов за 500, и все. А тогда Яну, естественно, стало обидно, и он обиделся... на меня. И вскорости выпустил с голоса Евгения Синицына свою знаменитую, пополам с народом, песню "Калина красная". Без Танича. А я порадовался: видимо, я умею больше дружить, чем умеют дружить со мной. Замечательная песня!
И вовсе не в отместку, а просто так случилось, появился у нас с Саульским "Жил да был черный кот за углом", ну сам появился, нечаянно. А потом возникли в моей жизни, все ненадолго, Аркадий Островский, Оскар Фельцман, Эдуард Колмановский, Вадим Гамалия. Всего-то по две-три песни, может быть, и заметные, но не до дружбы же. А между Яном и мной пробежал - если бы пробежал, нет, так и остался навсегда - холодок. Мы и позже работали вместе, и так, и в кино, и снова написали знаменитые песни: "Любовь-кольцо", "Обломал немало веток, наломал немало дров", "Кто-то теряет, кто-то находит". Но разбитые чашки склеиваются плохо.
А потом и вовсе Ян сменил круг общения. К нему уже благоволил сам Шауро из ЦК КПСС - и стал он композиторским начальником, и лауреатом всех премий, и народным артистом. Была у него эта слабость - тщеславие - в крови. А в моей памяти - хочу, чтобы и в вашей - Ян Френкель остался таким, как и был - красивым, деликатным, талантливым и остроумным человеком. Другом? Не знаю.
 
 
"МОРДОЙ НЕ ВЫШЕЛ"Присесть у бережка. Раскрутить и подальше забросить удочку. Вода от грузила пойдет кругами, успокоится, и вдруг поплавок задергается-задергается, тут не прозевай - тяни.
И потянутся одно за другим воспоминания, совсем свеженькие, а то и давние, илистые, те и вовсе из-под коряги вытягивать. Так и вспомнится - что вспомнится, жизнь-то, слава Богу, долгая, а что и забудется, а что и вспоминать - время терять, само потеряется.
Вот как-то, уж несколько книжечек тоненьких у меня было, так, малоценка, и написалась вдруг первая песня. Собственно, я и не гадал. что это стихотвореньице о девушках в подмосковных текстильных городках, ожидающих солдат из армии (тогда Никита Хрущев решил было под ракеты обычную армию сократить чуть ли не вовсе!), станет песней.
Ну, стихотворение как стихотворение. Ну не едут солдаты домой и не едут.
Водят девки хоровод,
Речка лунная течет,
Вы, товарищ Малиновский,
Их возьмите на учет.
Примечание: девки - это девочки, понятно, а товарищ Малиновский - тогдашний министр обороны.
А другой товарищ, Борисов, редактор всегда какой-то чересчур шумной газеты "Московский комсомолец" (и до сей поры всё комсомолец), уже в гранке возвратил мне этих неутешенных ткачих. Не пойдет! (Спасибо, что не пошло!)
Откуда ни возьмись, как в сказках сказывается, встретился мне в коридоре уже знакомый молодой композитор Ян Френкель. И забрал у меня эту гранку с текстом. Так взял, на всякий случай. А потом, когда сыграл мне музычку, такой подкупающий простотой русский вальсок, я понял, что это - может быть, песня, а в песне, тоже понял, придется уволить министра обороны. И уволил. И получилось:
Ходят девочки в кино,
Знают девочки одно -
Уносить свои гитары
Им придется все равно!
Говорят, что девочки пели: "Уносить свои гитары не придется все равно!" - и плакали, но песня покатила и стала сразу знаменитой.
Когда я, может быть, и еще какую свою песню обзову знаменитой, не подозревайте меня в хвастовстве - я потом написал много таких песен, но я только их написал, а знаменитыми сделали их вы, ваши близкие - народ. Так что, если кому я и благодарен за них, так это вам. Ну, и продиктовавшему их мне Господу Богу. С Богом у меня отношения особые. С детства живущий вне всяких религий, я, тем не менее, в трудные минуты жизни обращался за помощью к Богу, и каждый свой новый день я начинаю с благодарственного слова к Нему. "Отче наш, иже еси..."
Шел 1961 год, и положение с песней в стране и на радио было и сложнее нынешнего, и проще. С одной стороны, редакторы бдительно охраняли место своей задницы на казенном стуле, придиркам конца не было, а с другой - в песне работали такие гиганты жанра, как Марк Фрадкин, Соловьев-Седой, Никита Богословский, Колмановский и Мокроусов, Новиков и Оскар Фельцман. Попробуйте не принять у них новую песню! Список же мой, как и всякий другой, можно было бы и продолжить. Например, Андреем Эшпаем и Александрой Пахмутовой.
Система прохождения была и вовсе простой: редакция одобрила - завтра запись (джазик играет, певец поет, на раз!), в воскресенье - в эфире! И если вам пришлась песня по вкусу, то через какую-то неделю ее и вся страна поет вместе с вами!
Вот именно так, через неделю, у меня и случилось с "Текстильным городком". Вечереет. Курский вокзал. Хочу разменять пять рублей на мелочь для автомата. Подхожу к ларьку, свет горит внутри, а там продавщица с подружкой лялякают.
- Пирожное эклер, пожалуйста. - Она протягивает пирожное на бумажке и, пока сдачу считает, поет. Что бы, вы думали, поет? Ну, конечно, нашу с Френкелем новенькую песенку. "Текстильный городок"! Вот так: "Незамужние ткачихи составляют большинство!" Удар в самое сердце. Первая моя песня!
Надо сказать, что когда спел песню Кобзон (в данном случае он употреблен всуе) - это еще полдела. Вот когда ее споете вы, можно праздновать победу.
Я и праздновал! Наклоняюсь к окошечку и этак, без хвастовства, продавщице:
- Эту песенку, между прочим, написал я! - Прямо с этим зощенковским "между прочим" и говорю!
- Да? - Она посмотрела на меня как на сумасшедшего. - Мордой не вышел!
И, представьте, не было обидно. Я получил за жизнь столько признательности, человеческой любви и благодарности, и от исполнителей, и от вас - на троих бы хватило, но дороже этого "мордой не вышел", мне кажется, не было.
Вот что выудил я сразу, навздержку, едва закачался поплавок. И первый мой человек в мире музыки, Ян Френкель, вспомнился; его уже нет, но не знаю, как сложилась бы моя судьба без нашей встречи в коридоре "Московского комсомольца". Он был очень талантливым мелодистом, тактичным и обходительным человеком в жизни - из тех людей, у которых не бывает врагов. Я обязан ему такими вечнозелеными нашими песнями, как "Любовь - кольцо", "Что тебе сказать про Сахалин", "Обломал немало веток", "Как тебе служится?", "Вот так и живем..." и другими. И несмотря на то, что он, а не я первым своротил с дороги нашей и человеческой, и творческой дружбы, воспоминания мои о нем светлы. И выветрился весь мусор, и остались только чувства дружбы и благодарности за подаренную мне радость долгой жизни в прекрасном.
 
Из книги "Играла музыка в саду". М., Вагриус, 2000